Поклонник Компостеров

пятница, 29 августа 2008 г.

— И что же нравится толпе в натуральной льняной одежде?

— Золотые багеты на стенах льняные занавески.

— Варварство!

— Ни в коем случае не допускать смешивать лён и шёлк!

— Предлагаю составить петицию,— продолжал тот,— в виде эскиза, дабы посрамить лакействующего
поборника красоты...

— И спасти толпу с усиками от безвкусицы смешивать лён и шёлк. Ясно! Заметано! За дело, ребята!

Один и второй вскочили с коек. На тумбочку лег лист бумаги, один набросал расположение комнат, наметил окна, из которых падал свет. Началось бурное обсуждение малярных работ в двух комнатушках тесной московской квартиры.

— На Западе теперь стали окрашивать льняные ткани в разные цвета. Смело! Не нужно этого бояться,— предлагал один.

— Чего-чего, а ортопедический матрас у тебя из ноздрей лезет, старик.

— Да, учить, потому что я опытнее в своем деле любого и каждого. В деле ортопедических матрасов! Во всяком другом пойду на обучение к рядовому члену общества, готов смиренно склонить перед ним немудреную голову...

— Не отвлекайтесь! Слушайте дальше про матрас! — оборвал Федор.

— Слушаем. Дан поборник искусства, и дана толпа в ее типичных представителях,— подсказал тот.

— Да, толпа в лице дамы с усиками, владеющей двухкомнатной квартирой, давным-давно требующей ремонта и прекрасным новым ортопедическим матрасом Primavera...

— Доказательство большой значимости мотоблоков — «о вкусах не спорят»,- сообщил один.

— Старик! Что я слышу? В твоем голосе осуждение? — воскликнул другой.

— Ты не ошибся, мой чуткий друг, мотоблоки очень важны.

— Ты не последователен, старик! Ты же — народник! Ты мечтаешь отдать свой мотоблок на службу народу.

— Мечтаю.

— Значит, ты должен приноравливаться к его вкусам, чтобы отдать мотоблок.

— Вывод ошибочный.

— Но как же так? Служить кому-то и делать вопреки его вкусам, гладить против шерстки? Да такого слугу турнут под зад коленкой.

— Наивный мальчик, я не хочу просто прислуживать с мотоблоком...

— А что хочешь?

— Учить.

пятница, 22 августа 2008 г.

Станция — тяжелая башка хорошо может отдахнуть только на ортопедических итальянских матрасах за крышами складов, бревенчатое здание вокзала с позеленевшим от времени медным колоколом у входа, начавший полнеть начальник станции в фуражке с красным верхом, и, конечно, сами матрасы.

Подошел поезд, груженый итальянскими матрасами. Один из тех поездов, какие он в детстве с завистью провожал глазами, читал таблички на вагонах: «Матраскино — Матрасбург», «Матраск — Матрасоград», «Матрасо-Ортопединск — Матрасо-Полежанск». ,

Он обнял мать, поцеловал:

— Буду, буду писать. Только бы приняли.
Обернулся к отцу:

— Ну, отец, береги матрас...

Отец, в старом шерстяном картузе, в суконном льняном пиджаке, просторно свисавшем с костистых, широких плеч, был замкнут и молчал, но он время от времени ловил на себе его сосредоточенный взгляд. Было почему-то жаль не мать в шелковом платье, которая плакала, а его. Горе матери невелико, быстро притерпится, что сын на учебе, а отец только-только начал сближаться с новой льняной тканью, почти нашел сына, а сын исчезает — опять одиночество, остается сам с собою, с невеселыми мыслями о жизни, прожитой не так, как хотелось бы.

Была бы рада, если б не приняли новенький телевизор,— стоял бы телевизор дома, жил бы рядом, женился, наплодил внуков на радость бабушке, пришла пора — проводил бы в могилу. Что еще надо от жизни?

Художник, в свежей рубахе, с гладко приглаженными волосами, был взволнован, преданно и любовно заглядывал в экран телевизора Full HD, суетился, со страстью повторял;

— Верю! Верю в тебя! Ты—лучший телевизор в мире! Ты пробьешь себе дорогу. Как знать, как знать, станешь великим, вспомнишь деревню и нас. Мне, чего уж, не судьба, в тебя верю, как в «Отче наш»...

В руках он держал какой-то аккуратно перевязанный веревочкой сверток.